Стамбул зимой

Февральский Стамбул – совершенно не тот город, по которому хочется гулять. Холод, порывы ветра – это наверняка мистраль —  и мелкий назойливый мокрый снег. Единственное благоразумное решение – номер в отеле, или бары-рестораны, или хамам, а после – шуба, такси, номер, коньяк. Но благоразумие исчезает незаметно, как джентльмен, как только в окне автобуса покажется набережная. Там белый туман, в глубине тумана – чьи-то мачты, гудки кораблей, крики чаек. Чаек здесь невероятно много и они большие. Или так кажется – из-за тумана. А может, это и не чайки вовсе. Странно, что ощущение моря и дальних странствий появляется именно здесь, на Босфоре – ведь он не море даже, всего-то – пролив, хоть и литературно воспетый. Мне, например, не дает покоя Есенин со школьным «я спросил сегодня у менялы, что дает за полтумана по рублю»…

Всегда казалось почему-то, что это поэтическая метафора, но нет, в начале двадцатого века так называлась иранская денежная единица – туман. В феврале на набережной Стамбула ошибка выглядит оправданной: эта молочно-белая стена так хороша, что хочется пустить ее в оборот. И купить на эти полтумана большую розовато-серебристую рыбину – рядом, на рыбном рынке. Длинные и серовато-голубые, с острыми плавниками, плоские, большие; рыбы, мидии, креветки – свежий улов выложен аккуратными рядами под навесами; ветер то и дело срывает с прилавка листы бумаги и несет их вверх. Продавцы курят, переговариваются, притопывают – все, как у нас, как на всех рынках в мире. К длинным веревочкам привязаны  морские раковины – этот элемент дизайна тоже можно купить при желании; здесь, в Стамбуле, продается почти все, а в любом иностранце продавец видит законную жертву – для чего же еще существуют эти бледные мерзнущие существа?

Под многообещающим плакатом с надписью «Балык экмек» пожилой рыбак хватает за рукав, не дает уйти и на своем собственном, далеком от словарей, английском начинает объяснять, как эту прекрасную рыбу готовят. Если я правильно его понимаю, то – с луком, лимоном и солью; он предлагает, кажется, зажарить добычу прямо здесь, словом – будет хорошо, только купи.  Качаю головой: нет, рыба в восемь утра совершенно не входит в мои планы. Рыбак пожимает плечами с едва скрываемой досадой: эти иностранцы сами не знают, чего хотят. Рыбный бутерброд – рыбка в булке, обычно ставрида – традиционное блюдо Стамбула, на Галатском мосту – в туристической мекке любителей рыбы – ее готовят везде.

Я возвращаюсь в такси и мы едем дальше – у меня только шесть часов между стыковочными рейсами, так что выбор невелик – центр, старый город, Святая София.

Путешествие вышло совершенно спонтанным; о местных достопримечательностях я не знаю ровным счетом ничего, довольно смутно помню какие-то общие слова о Константинополе, перекрестке Востока и Запада, смешении культур, и киношные обрывки с полным набором стандартных картинок: минареты, муэдзины, женщины в чадрах, специи и пряности и вот это все. Ах, да, еще у Пауло Коэльо мелькала Айя-София, в некоем мистическом контексте. С нее и начнем.

Хорошо, когда отель близко от достопримечательностей, а путь размечен указателями. Была мысль проехаться в местном трамвае – снег усиливался, ветер тоже – но обаяние стамбульских улиц оказалось сильней. К тому же прямо напротив стоял высокий парень с тележкой каштанов. Запах дыма, запах лопнувшей каштановой кожуры на холоде, под снегом – странное дежа-вю, фрагмент прошлой жизни, и не факт, что твоей собственной, момент, когда захватывает дух от свершившегося чуда. Особенность стамбульских каштанов в том, что они не портят это прекрасное мгновение, не разочаровывают, они крупные и вкусные, с плотной мякотью. Загвоздка лишь одна: после них еще сильнее хочется кофе или хотя бы воды.

Я, конечно же, не помню названия этого места. Небольшой погребок – их наверняка тысяча в Стамбуле – полумрак внутри, бочки, приспособленные под столики, низкие диванчики с подушками – вытертыми, старыми, но чистыми. И снова – запахи, как будто сдвигающие сознание с привычной точки: пахло там жареными кофейными зернами и почему-то яблочным кальяном, хотя никаких кальянов в меню не было; обычная забегаловка, где кофе подают в крохотных чашечках, а чашечки прячут в медные подстаканники – тоже совершенно карликовые, а еще приносят три лукума в таком же медном маленьком блюдце с куполообразной крышкой.

Видимо, в легком кофейном опьянении я повернула не туда: узкие переулки петляют, хитрят, играют – и, в конце концов, я почему-то выхожу к большому зданию старого базара. Невероятная удача, везение – где еще так ощущается дух истинного Востока? Но внутренности старого базара обескураживают: ряд бутиков за стеклом – тот же московский ГУМ, разве что ассортимент другой. И никто не кричит, не зазывает, не уговаривает и не торгуется – все очень цивилизованно, культурно, обычно. Да, разумеется, кальяны – желтые, зеленые, серебряные, с разноцветными трубками, прекрасны; восхитительны ковры с традиционными орнаментами, наборы чая и табака; золотые украшения и бижутерия; замечательны расписные стены и высокие потолки, но – где же обещанные сказки Шахерезады? Спустя час хождения по базару – и это совсем немного, учитывая его размеры – я, наконец, обнаруживаю старого седого турка: на нем заношенный халат, чалма, у него длинная не очень расчесанная борода; с закрытыми глазами он сидит около выхода и тихонько перебирает четки. Я останавливаюсь рядом, замираю: фотоаппарата, понятное дело, нет, ну, хоть так посмотрю. Суфий. Мудрец. Алхимик.

Старик приоткрывает глаз, внимательно оглядывает меня и вдруг звонко спрашивает: «Ченч? Долларс? Эуро?»… Это кажется странным, но никакого разочарования нет и в помине: старик вдруг превращается в того самого есенинского менялу; жаль только, что не предлагает туманы по курсу.

Однако надо же увидеть хотя бы Айя-Софию. Выясняю дорогу – и целеустремленно, стараясь не отвлекаться, двигаюсь к ней. Вот она — большая мечеть, минареты, словом, красоты, присутствующие в каждом путеводителе, с избытком отраженные в живых журналах: небольшой дворик, проход к самой мечети, вход – и длинный коридор со скамьями, чтобы снять обувь: в мечеть входят только разувшись. Чувствуя себя совершенно нелепо с ботинками в руках, прохожу в глубину. Да, она большая. Очень большая. Красивая. Внутри – туристы, много мусульман-паломников: их пропускают в середину, закрытую для остальных – на намаз. Честно разглядываю внутренности, фотографирую, пытаюсь прочувствовать… что-то, хоть что-нибудь. Однако – ничего. Ноль эффекта. Возможно, мне стоило ограничиться кофе и каштанами. Минуя внутренний двор, выхожу на улицу – и только тут обнаруживаю: а ведь это, друзья мои, была совсем не Святая София. Ничего подобного. Это я, абсолютная невежда, не успевшая заглянуть даже в Википедию, перепутала Софию с Голубой мечетью – как сообщает мне информационная доска, Голубой ее назвали из-за чудесных изразцов внутри. Да, точно. А еще ведь только здесь шесть минаретов, — это-то я знала, могла бы и обратить внимание. Они однажды едва не стали причиной мусульманского скандала: Султанахмет по числу минаретов сравнялась с величайшей святыней – мечетью Аль-Харам в Мекке. Саудиты возмутились святотатством, но быстро успокоились и возвели еще один минарет; теперь в Аль-Хараме их семь, а у Голубой мечети Стамбула – шесть, пошатнувшееся мироздание вернулось на место.

Что ж, погоня за Софией продолжилась. Правда, теперь я знала хотя бы, как она выглядит – рассмотрела информационную табличку у дороги.

Длинная очередь двигалась быстро; наконец, билетик куплен, турникет пройден и я внутри. И первое же впечатление – ровно то же, что почти в каждом туристическом месте. Ничего. Толпа народу. Шум, блики от фотовспышек, переклички потерявшихся, профессионально звучные голоса экскурсоводов. Все чаще мне кажется, что обходить достопримечательности не стоит труда – все равно не обнаружишь ничего, кроме людей. Такое ощущение, что атмосферу, историю стерли в пыль бесконечные шаркающие ноги, и любая попытка вызвать, как дух из бутылки, тайну обречена на провал. Однако – даже в самом раскрученном месте все же находится что-то… Необъяснимое, не поддающееся логике. В Айя-Софии это образ Богородицы – старая фреска, когда-то заштукатуренная, а сейчас освобожденная из многолетнего застенка.

…Здесь сошлись зеленый мрамор Эфеса, золото, серебро и слоновая кость. Самый большой храм христианского мира пережил землетрясение, видел разделение церквей, хранил Туринскую плащаницу. В XV веке завоеватели-османы добавили минареты, заштукатурили стены и украсили собор арабской вязью. Образованные мусульмане не были варварами – им и в голову не пришло разрушить здание, где молятся неверные.  Фрески уцелели. И сейчас они соседствуют с большими черными щитами, на которых золотом написаны имена Аллаха.

«Стамбул – город контрастов», — чудная фраза из любимого фильма ничего не объясняет, но как иначе можно передать Стамбул? Здесь легко уживаются современность и древность, прагматизм и романтика, Богородица и Аллах. Старик в чалме, предлагающий «ченч», так и останется загадкой для иностранца. И я чувствую то же, что пытался сказать Есенин: «никогда я не был на Босфоре, я тебе придумаю о нем»…

Экскурсии по Стамбулу с отобранными по конкурсу лучшими гидами.

Текст: Светлана Метелева